Часть 2. Действующие лица
Посредники Сегодняшнего дня – экстрасенсы и контактеры, в условиях "свободного полёта"

Воробьева Юлия Федоровна

Воробьева Ю.Ф. – 1943 (?) года рождения, обладает редкими экстрасенсорными способностями, приобретенными на 35 году жизни после трехдневного нахождения в коме. Всё это время она лежала в морге в качестве умершей.

Родилась Юлия Федоровна в шахтном поселке Донецка – Петровке, в многодетной семье – у ее родителей было шестеро детей. Рано вышла замуж, родила троих детей – двух мальчиков и девочку. Жизнь не баловала молодую красивую женщину. Супруг выпивал, и в этом состоянии бывал крут и быстр на расправу. Работала крановщицей на лесном складе шахты им. Петровского, где 3 марта 1978 года с ней произошел несчастный случай. Вот как он описывается в статье "Жизнь после жизни" в NetMistik.ru:

"Рассказывает рабочая Тамара Ивановна Фоменко: – Юля приняла смену, пошутила еще, что 8 марта скоро, а в холодильнике – хоть шаром покати, и полезла вверх, к кабине крана. Не знаю почему, но я смотрела на нее. Забралась она в кабину, и тут страшный треск, вспышка ослепительная прямо в лицо ее, и вижу – Юля на пол упала. Звук такой был, не передать. В общем, после такого звука ничего живого у нее внутри не должно было уцелеть. Со всех сторон мчался народ. Уже отключено электричество, крановщицу спустили наземь. Изогнувшись, почерневшая от удара 380 вольт Воробьева смотрела безжизненными зрачками в хмурое свинцовое небо. "Конец. Преставилась", - пронесся пугливый шепот. "Трое сирот, Господи, – жалостливо вздохнули в толпе. – А самой-то всего 35..." Запрыгала по кочкам шахтного двора "скорая". Люди в белом метнулись к телу, дыркнул дефибриллятор. Ничто не помогало. Вытянув шеи, ловили завершающие подробности: вот санитары укладывают труп на носилки, накидывают на лицо край простыни и увозят.

Петровка – поселок шахтный, здесь все знают друг дружку вдоль и поперек. К полудню следующего дня здешние "шанхаи" гудят только о нелепой гибели крановщицы. Юля всем известна: родившись на Петровке, жила тут, два парнишки и девчонка остались на попечении мужа. В стройцехе мастерится гроб, на кладбище двинулись копачи - долбить мерзлую еще землю. Тело Юлии лежит в морге, ожидая вскрытия. ...В синем, с белесоватыми клочьями тумане она плывет в бездонную даль. Тоннель скорее угадывается, чем видится. Он соединяет два мира – земной и потусторонний. Здесь пустынно, однако она чувствует чье-то присутствие: ее изучают, пытливо и бесстрастно. От этого взгляда ничего не скрыть, а и что ей таить в бесхитростной жизни? О детях единственно у нее тоска... На отца надежды никакой. Редкий день без пьянки. Странно, однако сейчас, в полете, она не испытывает душевного надлома: все прощены, зависть, грызня остались далеко позади, а здесь чувство свободы, и легко так, легко, Господи!

На вторые сутки после смерти крановщицы Воробьевой в морг завалилась группа студентов-медиков во главе с руководителем практики. Коротко изложив суть занятия, доктор оглядел трупы. - Вон тот! – ткнул узловатым пальцем. – Отрежь мизинец ноги, – велел стоящему рядом очкарику. – Сейчас я вам кое-что расскажу, – интригующе посулил почтительно внимающей молодежи. Усердный очкарик подлетел к почерневшему трупу женщины и, примерившись, лихо хватил скальпелем. Из ноги хлынула кровь. "Ох!" – потянуло "рубаку" вниз, на пол. Ошеломленные практиканты уставились на доктора, полагая, что это и есть его сюрприз. Тот, однако, разинув рот шире любого из студентов, взирал на происходящее с изумлением истинного профессионала, которого до нынешнего момента невозможно было прошибить. – Эт-то, – выговорил наконец. – Она что, живая?!

"Живи!" – выкрикнул вдруг могучий голос, и властная рука швырнула ее назад, к основанию тоннеля-трубы. Ее тело слабо вздрогнуло. С кем-то из студентов случилась истерика. "Жить? – подумалось удивленно. - Но зачем? Здесь покой, зачем же назад, в прежнюю кабалу?"

По Донецку промчалась сенсация: женщина ожила в морге. Несколько недель шла борьба за ее жизнь. Тогда она не чувствовала боли. Боль явится позднее, чтобы никогда уже не отпускать, то усиливаясь до безумия, то ослабляя хватку. Однако самое непереносимое истязание - бессонницей. Она не могла уснуть полгода. Вообще. Ночью ничего не лезло в пустеющую голову, работа, которая могла бы стать хоть каким-то избавлением, валилась из рук.

Непривычные ощущения: не только мозг, но и все тело пульсирует и словно озаряется изнутри вспышками. Эти зарницы невидимы окружающим, однако Юля их чувствовала. Ее сознание тормозилось мыслью: как же смогла выжить? Медики объясняют это "огромными возможностями человеческого организма". Ее быстро перевели в режим домашнего "лечения". Юля не в обиде: точно таким образом "лечатся" миллионы соотечественников, и среди дефицитов всего наиболее страшный - дефицит лекарств. Иногда смутно припоминала полет, трубу, сказочное чувство освобождения от унизительных, изматывающих тело и душу земных хлопот. Все это до такой степени не стыковалось с атеистическим воспитанием, привычными представлениями, что Юля относила его к сновидениям и лишь много позже по-настоящему оценила свое путешествие в потусторонний мир. Пока же исподволь возвращалось сознание и зрение (слепнуть и прозревать она будет несколько раз в течение последующих лет). Появилось осмысление окружающего бытия: дома очень худо, те же пьянки мужа; денег нет вообще – инвалидскую пенсию станут платить через 7 месяцев. Детишек и саму Юлю спасали от голода мама с сестрами."

У Корец Марины соб. корр. "Труда" в статье – Она помогала президентам, а сегодня бедствует в хибаре под Донецком находим продолжение:

"Воскресшую" направляют в Одессу, в офтальмологическую больницу Филатова.

И вдруг – новое потрясение. "Что это?" – с ужасом восклицает Юлия, когда возвращается зрение. У стоящего рядом врача под белым халатом шевелится клубок змей.

– Я вижу ваш кишечник, доктор, – догадывается она.

– Вот как? – усмехается Лариса Калинина. – И что я сегодня кушала?

– Редиску с зеленым луком, – докладывает Воробьева.

– Тебе необходимо учиться, – советует Калинина. – Нельзя, чтоб твой дар пропадал без пользы.

Лето 82-го, ялтинский "Интурист". Юлю, приглашенную на диагностику партбоссами, знакомят с Юлианом Семеновым. "Ну-ну", - усмехается тот, нехотя становясь перед всевидящей. Через полчаса от его скептицизма не остается следа.

– Завтра летим в Москву. Феноменам не место в провинции! - заявляет потрясенный писатель.

– Юлиан открыл мне столицу, а меня – московской элите, - вспоминает Юлия Федоровна. – Куда он только меня не возил – в Звездный городок, где я обследовала всех космонавтов, на телевидение, в Кремль, к Патриарху всея Руси Пимену. Вначале Пимен отказался со мной встречаться. Говорил, что мой дар от лукавого. И вдруг Юлиан звонит в Донецк: "Деточка! Немедленно вылетай! Тебя встретят". И вот я в Загорске. Ноги и руки дрожат от волнения – как это я, простая женщина в крестьянском платочке, в дочкиных ботинках - мои расклеились – пойду на прием к его преосвященству! Стою у кабинета в толпе. А Пимен мимо проходит и сразу ко мне – "Заходи!"

"Как вы меня узнали?"– спрашиваю. "Да как не узнать, - улыбается Патриарх, – у тебя же глазенки светятся!" Встреча наша затянулась на шесть часов."

"Потом Юлия умирала вторично. В 1988 году ее доставили в Донецк из Киева после ряда экспериментов в Институте ядерных исследований АН УССР и Институте полупроводников. Она весила всего 40 килограммов, уже отсутствовал жевательный рефлекс, прогрессировала интоксикация организма. Но поднялась на ноги, приведя в трепет экспериментаторов.

– Таблеток не пила, уколов не делала. Сильно захотелось вдруг супа с пшеном и водки...- так бесхитростно объяснила она факт очередного воскрешения.

С той поры над Воробьевой взял "шефство" Московский центр аномальных явлений. Его деятельность в пору СССР не особо афишировалась, однако власть предержащие нет-нет да и прибегали к услугам официально порицаемой и высмеиваемой паранауки. Юлию по полгода не отпускали с правительственных дач. С ней советовались Юрий Горохов, лечащий врач Андрея Андреевича Громыко, и академик Чазов – похоже, ревновали к именитому пациенту, которому после сеансов экс-крановщицы становилось значительно лучше. Поправляла здоровье Юлия Федоровна почти всем ветеранам брежневского Политбюро – Чебрикову, Устинову, Сизову. Когда же Союз распался, пациентов подобного ранга у Воробьевой не уменьшилось. Напротив, ее даром (невольный каламбур – оплата за целительное ясновидение причиталась символическая) пользовались Борис Ельцин и Виктор Черномырдин.

– "Рабочая" рука у меня правая, она для прикосновений. Левая – вспомогательная... – рассказывает Юлия Федоровна. И продолжает уже со знанием специфической терминологии: опыт, как-никак!

– Сразу воздействую на малый круг кровообращения, смотрю на гиперемию – кровенаполнение всех органов, далее проверяю вестибулярный аппарат, гипофиз и эпифиз, измеряю внутричерепное давление, по суставам перехожу к первичному бронху, потом на легкие..." (Экс-крановщица видит всех насквозь "Пермь вечерняя", 06.02.2003, Автор: Максим Невидомый)

"В Московском НИИ ядерной физики пришли к выводу, что Воробьева излучает сильное электромагнитное поле. В Плехановском институте сняли фильм, как под воздействием ее руки у безнадежного пациента восстанавливалось кровообращение. В Париже испытания донецкого феномена транслировала "Антенн-2". Кульминацией 5-часовой передачи была работа с фотографиями. Юлии показывали портрет человека, а она говорила, что видит. "Его нет в живых", – сказала она о молодом мужчине. "Правильно, – подтвердил ведущий, – он уже умер".

На слете парапсихологов в Швейцарии Воробьева занимает первое место.

Восхищенный миллиардер из ЮАР делает ей предложение, а госпожа Даниель Миттеран приглашает погостить в семье президента.

Глава КГБ Чебриков предложил ей сотрудничество, она отказалась. Академик Сахаров обнимал, как сестру. "Это невероятно и непостижимо, но ты, Юля, видишь не глазами, а мозгом!" – восхищался Святослав Федоров.

Гонораров феномену не платили. Но встречали как королеву и селили, и кормили по высшему разряду. Она тоже ничего не просила. Лишь раз, попав к министру обороны Устинову, пожаловалась, что от сына-солдата нет писем и сердце рвется на части – не пропал бы в Афганистане. "Вернем", – пообещал Устинов и слово сдержал. Да еще космонавт Береговой подсказал донецким властям выделить многодетной матери, жившей на окраине Донецка в бараке, 3-комнатную квартиру.

От встречи с четой Горбачевых у Воробьевой осталась на память книжка Раисы Максимовны. "Я надеюсь, Юленька, – написано на обложке, – и вы надейтесь".

– Тогда еще ничто не предвещало трагических событий в жизни этой семьи, – вспоминает Юлия Федоровна. – До августовского переворота оставался год. А меня пригласили в Форос посмотреть горбачевскую дочку, на которую упал карниз. Обследовала я и президента с супругой. Меня поразила необыкновенная аура их любви. Им было так хорошо вдвоем, так насыщенно. Уверена, что Раису Максимовну погубил не только сильнейший стресс, но и чудовищная, удушающая людская зависть" (Корец Марина).

"Недоверчивый Юлиан Семенов, пообщавшись с Воробьевой, привез к ней дочерей: одной посоветовала оперироваться, что предотвратило развитие страшной болезни; второй, совершенно облысевшей, вернула волосы. Семенов с тех пор молился на чудо-дончанку, посвятил ей роман "Аукцион". Натура увлекающаяся, Семенов ввел Юлю в мир московских звезд, вскоре она предупредила о тяжком недуге Эммануила Виторгана. Тот тоже не верит, но все-таки насилует себя, обращаясь к знакомому доктору. И после осмотра, подтвердившего прогноз Воробьевой, срочно ложится на операцию. "Юлечка, спасительница моя! – звонил ей Виторган. - Вы – чудо, ей-Богу!"

"Юлинька, от тебя веет таким теплом", – вторил Владимир Молчанов, наблюдавший за триумфом Воробьевой в Базеле, на Всемирном конгрессе парапсихологов. Из двух с половиной тысяч человек она стала первой, ошеломив всех в финале точным установлением природной аномалии у неизвестного никому французского крестьянина. В Японии ее на протяжении трех недель исследуют ученые и, сраженные, дают ей прозвище "женщина-рентген". Диагностика Воробьевой точнее и глубже их изумительного медицинского оборудования.

Святослав Федоров, не веря поначалу, как и большинство медиков, в ее феномен, был сражен наповал, когда Юля сказала ему: "Не вижу вашу голень". А ведь об инвалидности Федорова знали тогда всего несколько человек. Потом неистовый Святослав, изучив показания сверхточной аппаратуры, уверял Юлечку: "Ты же слепая! Вот, приборы показывают: слепая ты!" И тянул к окну. "Машина вон там!" – командовал отрывисто. "Волга", зеленого цвета, – спокойно докладывала она.

Встретившись в Дели с Радживом Ганди, Юлия Федоровна предсказала день его гибели. Это засвидетельствовано специалистами отделения аномальных явлений советской Академии наук, организовавшими ту поездку в Индию.

В ее судьбе таинственным образом переплелось столько мистического и земного. Помимо благодарности пациентов, столкнулась Юля Федоровна с завистью, подлостью, обманом. Она никого не судит, ни на кого не держит зла."

Несмотря на досужие домыслы – провинциалов и завистников о ее миллионных доходах, Юлия Федоровна живет очень скромно. Регресс по инвалидности получает мизерный. А доходы от сеансов в основном шли в копилку государства. Но она обладает удивительной способностью ценить то малое, чем располагает. Приезжая к ней из дальних стран, иностранцы недоумевают, видя, как скудно живется феномену, чья ценность на Западе измеряется миллионами долларов. Право, невольно вспомнишь библейское "Нет пророка в своем отечестве". Государство не обременяет себя заботами о таком уникальном явлении. Для сравнения вспомним: в Болгарии существовала целая правительственная программа поддержки провидицы Ванги (Раиса Резникова).

28.02.2002

Дом, где гостили политики, актеры и прочие знаменитости, ничем не выделяется на фоне таких же обшарпанных сталинских трехэтажек. Скромно и в квартире Юлии Федоровны. "Человек-рентген", как назвали когда-то донецкого уникума на Всемирном конгрессе парапсихологов, давно не дает интервью. А о длинных очередях паломников, хотевших бы получить ее вердикт, вспоминают только соседи. Вот когда им жилось хорошо: брали на квартиру постояльцев, помогали письма разбирать - их с почты мешками носили.

Юлия Федоровна о былой славе вспоминать не любит. Как и многих кумиров того времени, ее вначале высоко вознесли, а потом больно ударили оземь.

– В одной центральной газете написали: все эти мальчики, вокруг которых все воспламеняется, кашпировские и видящие насквозь крановщицы – обыкновенные мошенники, – вспоминает она. – Тогда я и почувствовала, что безумно устала, в компании "шарлатанов" мне никак не хотелось числиться.

Все трое детей Воробьевой получили образование, состоялись как личности, дружны с мамой и друг с другом. (Александрова Марина соб. корр. "Труда")